Музей - История школы

Воспоминания о школе Филатовой Веры, выпускницы 1965 года

“Это было недавно, это было давно...”

В Суерскую школу я переехала из города осенью 1959 года, в шестом классе. После демобилизации отца, Филатова Афанасия Никаноровича, из армии семья переехала сюда к нашей бабушке Могутовой Парасковье Федоровне и сестре мамы Белоноговой Юлии Васильевне. Отец продолжал работать врачом в Суерской больнице, где начинал свою трудовую деятельность в 1939 году и откуда уходил на фронт. Моя мать, Могутова Любовь Васильевна (позднее Филатова), работала в Суерской школе еще до войны, в военные годы и несколько лет после войны учителем русского зыка и литературы, учились у нее и дети из блокадного Ленинграда.

В Суерской школе у меня сразу возникла проблема: больше года я учила английский язык, а в Суерке преподавали только немецкий. Поэтому я благодарна молодой учительнице Сорокиной Тамаре Сергеевне, которая дополнительно занималась со мной после уроков и за одну четверть я успешно догнала класс, хотя первое время Тамара Сергеевна из принципа не ставила мне пятерки по немецкому языку. Через год я обучалась уже у Марии Петровны Гольцман и свою педагогическую практику на четвертом курсе проходила у нее. Помню Марию Петровну, спокойную, сдержанную, организованную, с красивыми чертами благородного лица, держащуюся с каким-то особенным достоинством и статью. Она дала мне “путевку” в жизнь, сказав: “Из Вас получится хороший учитель”. С этой профессией я не расстаюсь до сих пор. Три года после окончания Пермского госуниверситета я работала в школе, а остальные годы вузовским преподавателем немецкого языка. С дочерью Марии Петровны, Верой Михайловной Гольцман, которая много лет преподавала в школах Свердловска русский язык и литературу после окончания Уральского госуниверситета, нас до сих пор связывает искренняя дружба. Помню, как мы, с горящими глазами, слушали рассказы Марии Петровны о жизни в АССР немцев Поволжья до войны, до жестокой депортации. О том, как в каждой немецкой семье играли на музыкальных инструментах, свадьбы праздновали всей деревней, никто не пьянствовал, а по праздникам знали меру. До конца жизни она с ностальгией вспоминала свою родину, и мы с Верой мечтали там жить и работать. Мне выпала честь бороться за восстановление немецкой автономии на Волге, будучи выбранной делегатом I съезда российских немцев в Москве в марте 1991 года от города Омска. Увы, нашим надеждам не дано было сбыться.

Мы с Верой обе закончили школу с серебряной медалью в 1965 году. Наш класс, 7 мальчиков и 11 девочек, был сильным, все сдали экзамены хорошо. Мы были особенным выпуском. Именно нашему году рождения вдруг решили продлить обучение до 11 лет. Никто не понимал, зачем и почему. Теперь я представляю, как тяжело давался этот год нашим учителям. Ведь не было ни новых программ, ни новых учебников. И мы повторяли старый, пройденный материал, а учителя должны были в те года чем-то новеньким, творческим “подслащивать” нам эту пилюлю. Нам предстояло еще пережить и другое. В стране ввели “сухой закон”, и отпраздновать наш выпускной вечер в школе можно было только с чаем, а мы, конечно, хотели как все - с шампанским! Главное, обидно было за родителей. Новый директор, Шабашев Н.Н., не обучал наш класс, с ним у нас сложились натянутые отношения, мы чувствовали себя “пасынками”. Хотя мы были очень активны в школьной жизни, два года самые старшие (имели право на класс с балконом) и учились хорошо. В итоге мы провели свой праздник во дворе моего родительского дома, и наши учителя были с нами. Накрыли столы вдоль поленниц дров, Михаил Борисович Щекин, учитель физики, провёл музыку и освещение во двор, а танцевали в доме, в большой комнате. Вот уж таким “выпускным балом” больше никакое поколение похвастаться не сможет. Теперь мы, конечно, понимаем, директор школы просто не мог поступить иначе, ведь у него были циркуляры свыше. Но эта “ложка дёгтя” не перечеркнула “бочку мёда”, т.е. нашу любовь к школе, ведь с ней была связана наша юность. А еще - нам торжественно вручали в клубе паспорта, первый раз на селе. Ведь до этого детям колхозников паспорта не давали (чтоб не уехали в город).

Встречаясь с одноклассниками, мы вспоминаем учителей и школьную жизнь. На протяжении нескольких лет нас обучали супруги Манохины, Леонид Алексеевич - по математике и Нина Владимировна - по биологии. По истории и обществознанию нас учил Щёголев Анатолий Дмитриевич, который по долгу директорской службы творил иногда “дознание”, вызывая в свой кабинет по одному, насчет того, кто был “зачинщиком” похода в церковь на пасхальную службу или ухода с картофельного поля (в знак протеста и от голода) после долгого напрасного ожидания машин для погрузки. Уроки он проводил интересно, а главным “политинформатором” в классе был Володя Колунин (позднее ставший директором крупного животноводческого комплекса на севере Тюменской области и почетным гражданином России). Уроки химии у Бабановой Валентины Гавриловны тоже были увлекательными, с опытами, огнём, изменением цвета в пробирках и т.п. Предмет трудный, но интересный, мы с удовольствием ходили на её уроки. Михаил Борисович Щекин был нашим любимцем в ответ на его любовь к нам. Он много и охотно рассказывал из опыта своей жизни и работы, его образные сравнения были яркие, на знакомых примерах. Никогда не забуду, как он, объясняя явление молнии, задал классу вопрос: “Представьте, идут по полю двое: Манохин Леонид Алексеевич и Кудрицкая Мария Георгиевна. В кого молния ударит?” Мы весело кричали: “В Леонида Алексеевича!” (Он был в два раза выше Марии Георгиевны). Однажды Михаил Борисович принес в класс проспект-приглашение Московского государственного университета им. Ломоносова. Мы только ухмылялись “Сейчас, все пойдем в МГУ поступать, только и ждут нас там!” А Юра Звягин тогда сказал: “Я буду поступать в МГУ!”. Ну-ну, не поверили мы… Юра был особенным явлением в нашем классе. Он имел страсть писать. Писал в газеты — школьную, районную, писал книги. Писал сочинения на двух тетрадях. Мария Георгиевна Кудрицкая, наш любимый учитель русского языка и литературы, частенько ставила ему за содержание “5” , за пунктуацию “1” . “Опять “красная поляна” у Юры в тетрадях, ”говорила она. Ещё бы, в таком объёме текста разве важны знаки препинания? - Важны мысли!

Несмотря на страшный удар судьбы (Юра, сестра Наташа и брат Алёша потеряли родителей, когда Юра учился в 10 классе), наш Юра поступил-таки в МГУ им. Ломоносова на факультет журналистики! Родственники забрали тогда осиротевших детей, и мы ничего не слышали больше о них. Но бывают же иногда чудеса в жизни! На третьем курсе я поехала из Перми в Москву на каникулы. Захожу в вагон метро и не верю своим глазам: “Юра, ты?! - Вера, ты?!” Это была незабываемая встреча. Юра изменил свой маршрут и показал мне МГУ. Он научил меня, как пройти по моему синенькому студенческому билету (у них были красные), и быстро уладил проблему с моими авоськами (которые не хотели принимать в гардероб). Мы вкусно пообедали в студенческой столовой, которая со своими белыми накрахмаленными скатертями и с иностранной молодежью больше походила на ресторан, посмотрели репетицию вьетнамских студентов в актовом зале. Всё было так интересно, замечательно! Что меня поразило — нашего Юру Звягина знали, казалось, все в МГУ. То и дело слышалось: “Юра, привет!”, “Юра, возьми заметку!” Он был в редакции университетской газеты. А в МГУ жизнь кипучая, студенты умные, им палец в рот не клади. Юра и позднее, будучи корреспондентом газеты “Известия” и других изданий, боролся за справедливость, принципиально отстаивал свои идеалы. С той встречи наша дружба оживилась. Мы переписывались, он умел радовать меня совершенно оригинальными, юморными письмами. В следующие приезды в Москву я познакомилась с его милой женой Ириной, а потом и с его талантливыми детьми. К сожалению, Юры больше нет с нами.

Вернусь к Марии Георгиевне. Она заслужила нашу единодушную любовь своими интереснейшими уроками литературы. Она, страстно влюблённая в свой предмет, заражала нас восхищением и поклонением русской классике. Знакомя нас с нею, она, казалось, забывала весь мир и грешную землю и парила в небесах. Мы научились понимать красоту поэтического слога, переживали за человеческие судьбы любимых поэтов и писателей. Моим любимым поэтом в школьные годы был Михаил Юрьевич Лермонтов. Его “Мцыри” я знала наизусть. Меня потрясла его несчастливая судьба, романтизм, одиночество, гордость, смелость. Я очень сожалела о его ранней гибели. Мы много учили наизусть из произведений Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гоголя (в прозе тоже) и других блестящих авторов. Мария Георгиевна вызывала нас по очереди читать вслух перед классом, сидя за учительским столом. Сама уходила за последние парты и слушала вместе с учениками. Я радовалась, когда мне выпадало читать что-нибудь из Паустовского или других прекрасных писателей. Мария Георгиевна знакомила нас не только с классиками, но и с современными авторами, фронтовыми поэтами. Мы часто писали сочинения, а ведь это так важно для развития умений размышлять, выражать свои мысли, грамотно писать. Сколько учеников Марии Георгиевны сохранили любовь к литературе, к книгам в своей дальнейшей жизни! Я знаю, что многие пишут стихи, в том числе мой брат, Филатов Василий Афанасьевич, который издал один сборник и готовит второй. Владимир Филиппович Гольцман стал известным в Суерке поэтом со своими, пронизанными патриотизмом и философией жизни, стихами. У него тоже вышел сборник. Наша бывшая соученица Зина Поспелова пишет стихи и рисует, все годы поддерживает связь с Марией Георгиевной. Фрида Гольцман, которая училась вместе с моим старшим братом, пишет, по оценке Марии Георгиевны, прекрасные стихи и в Нижневартовске выходит в свет её книга. А наш Юра Звягин? - безусловно, огромная роль в его писательском увлечении принадлежит Марии Георгиевне. Моя подруга Вера Гольцман связала свою судьбу с русской литературой и трепетно любит её до сих пор, хотя проживает в Германии уже много лет. В первую очередь, как самую большую ценность она забрала туда любимые книги из России. И таких примеров много.

Наверняка в каждом выпуске есть «заряженные» от Марии Георгиевны любовью к русскому языку и литературе. Мой брат Володя, старше меня на 7 лет, тоже у нее учился. 14 лет отдано Суерской школе! Неравнодушная сама, Мария Георгиевна своим примером учила не быть равнодушными нас. Пока она жила в Суерке, с радостью принимала бывших учеников в своем доме, где мы находили неподдельный интерес к своей судьбе и уважение к личности. Учитель с большой буквы, интереснейший человек, поражающий своими знаниями, начитанностью, великолепной памятью, силой воли, оптимизмом, Мария Георгиевна Кудрицкая вызывает в наших сердцах самые теплые воспоминания.

Не могу не сказать о Шапошникове Афанасии Демьяновиче, учителе-фронтовике. Он учил нас географии, был классным руководителем и делил с нами все успехи и неудачи. Он не отвернулся от нас, когда его выпускники проигнорировали «сухой закон». Многие годы, кажется, всегда — он работал в Суерской школе, его знали практически все на селе. Моя бабушка называла его «добрый человек Афанасий Демьянович».

Конечно, были еще и другие люди, с которыми связаны наши школьные годы. Например, наш учитель пения Яковлев Анатолий Кузьмич. С ним мы проводили агитконцерты в деревнях Губиной, Ст. Шадриной, ездили на бригады (на поля) к механизаторам в уборочную страду. Он хотел, чтоб я непременно рассказывала театральным голосом «Муху-Цокотуху» К. Чуковского (у нас в доме была такая грампластинка и я научилась передавать интонации актеров). Сочинение для детей принималось взрослыми «на ура». Анатолий Кузьмич обладал очень красивым голосом, хорошо играл на баяне, с ним всегда было нам весело и радостно. Как волшебная картинка осталась в памяти дорога в темноте, после концерта в Ст. Шадриной, через сосновый бор. Мы стояли в открытом кузове и пели песни, а вокруг, освещенные золотым светом фар, как аллея, с двух сторон, тихо и величественно застыли огромные сказочно-красивые деревья.

Валентина Романовна Смирнова (Кораблева) тоже была нашей верной помощницей и художественным руководителем при подготовке концертов. С ней мы разучивали танцы. Сами, по книжке, а она разбирала музыку к танцам и терпеливо репетировала с нами. Мы сами готовили свои костюмы (из того, что было дома). Тема интернационализма всегда была в почете. Мы исполняли русские, украинские, белорусские танцы, а также разучили румынский, венгерский танец, итальянскую «Тарантеллу», я лично исполняла соло - таджикский «Танец с кувшином» и даже … индийский танец! Жаль, наши мальчики не участвовали в танцах, и приходилось некоторым девочкам переодеваться под партнеров. С Валентиной Романовной мы пели много концертных песен, задорных, советских: «Выходил на поля молодой агроном...». В наше время телевизоров еще не было в деревне, мы бегали в кино и каждый вечер собирались в клубе, готовили новые концерты или ходили по улицам и пели песни (но не громко!).

Кроме того, «в нашей буче, боевой, кипучей», было много дел. Помнится, как мы проходили практику в 9 классе при Буньковской РТС. 2 недели в феврале мерзли в рабочем общежитии и «удобства» были на улице. Руководил практикой Мезенцев Евгений Сергеевич, он же преподавал нам механизацию, т. к. школа была с производственным обучением по специальности животновода-механизатора. Или как жили летом на бригаде, проходили летнюю практику, пропалывали поля от сорняков, кашеварили сами и воевали с полчищами комаров, которые пили нашу молодую кровь (рядом было озеро). Мы и там ставили концерты. Или как ездили на дроворуб в лес. Однажды, в 7 классе, девочки пилили срубленные березы пилой «Дружба», как говаривал Леонид Алексеевич Манохин, т.е. дергали дружно пилу (а то пилить не будет), а мальчики тут же рядом рубили эти чурки на дрова. Саша Бульгин, мой сосед по парте, размахнулся топором, полено сорвалось, и мне по голове! К счастью, прошло «скользом», и я особенно не пострадала. Но помню, как все испугались, больше всех Манохин Л.А., он просто побелел в лице, ведь он отвечал за каждого из нас.

А еще помню голландские печки в классах, к которым мы жались на переменах, чтобы погреться, неровные полы, неуклюжие парты. Но зато на больших переменах звучала музыка, и мы танцевали в фойе на втором этаже, вернее девочки танцевали, а мальчики стояли вдоль стен и смотрели. Наши мальчики были очень стеснительные и от девочек старались держаться подальше. Вот такие мы были, вот так мы жили. Нынешние ученики живут в других, более комфортных условиях. Но ведь главное не это, главное — школьная дружба. Хоть тогда, хоть сейчас! Еще я думаю, школьная дружба — это не только дружба среди одноклассников. Тут могут быть и ребята постарше или помладше, из параллельных классов или просто соседские дети, подходящие по возрасту. Традиционно в Суерке были группы друзей с «верхнего края», с «нижнего края», а мы были в центре, нам повезло жить рядом со школой. В мою «кучку» друзей входили Эля Шрамм, Таня Чуркина, Эмма Квинт, Саша Суворов, Толя Переладов, Толя Могутов, Валера Ярцев. Иногда к нам прибегали поиграть Коля Лебедев, Валера Кораблев, Валера Кормин, Галя Лиханова. Я благодарно моим друзьям детства за светлые воспоминания, нам было хорошо вместе. Жаль, нет с нами больше Коли Лебедева, Саши Суворова, Валеры Кормина.

Обо всех-всех своих одноклассниках я не могу рассказать, о некоторых я и не знаю ни чего. Но с теми, с кем сидела за одной партой: с Надей Могутовой, Валей Белосвет, Зиной Приваловой — связь поддерживаем. На сорокалетие нашего выпуска нас собралось мало — 10 человек. Нет уже с нами Эли Шрамм, Володи Дубровина, далеко живет Вера Гольцман, из учителей была только Мария Георгиевна Кудрицкая. Спасибо дружной семье Назаровых, Мише и нашей Капочке (бывшей Часовщиковой), которые нас гостеприимно встречают в своем доме. На эту встречу я написала стихотворение, которое, думаю, созвучно многим поколениям выпускников Суерской школы. Я посвятила его своим одноклассникам:

доцент каф. ин. яз. Омского государственного института

Категории раздела

Полезные ссылки